АНАТОЛИЙ РОЩИН: «Самое страшное в спорте

АНАТОЛИЙ РОЩИН: «Самое страшное в спорте – это отдых»

Анатолий Александрович Рощин - представитель удивительного поколения, которое называют «дети войны». Поразительно, но в разрушенной стране, где не хватало еды, одежды, книг, учебников, вырастали люди, которые покоряли весь мир своим жизнелюбием, силой духа, физической выносливостью.

Сегодня наша жизнь намного благополучнее, однако такие «глыбы», как наш собеседник – трёхкратный чемпион мира, чемпион Европы и победитель Олимпийских игр по классической борьбе Анатолий Александрович Рощин, встречаются нечасто. Очевидно, что у мальчишек, которые из-за своего юного возраста не могли сбежать на фронт бить фашистов, была какая-то своя, особенная жажда жизни, характерная только для поколения детей войны.

В борцовском мире Рощин знаменит тем, что на двух Олимпиадах – в 1964 и 1968 годах становился серебряным призёром, а в 1972-м на Играх в Мюнхене, когда ему уже исполнилось 40 лет, он в своём третьем олимпийском цикле всё-таки выиграл «золото».

А в детстве будущий победитель Олимпиады пас телят и даже не помышлял о спортивной карьере. Шла война, отец погиб на фронте, надо было выживать, какой тут спорт... Скажи тогда совсем юному Анатолию, что через 30 лет он, мальчишка из деревни Гавердово, что в Рязанской области, будет стоять на пьедестале почёта Олимпийских игр, проходящих в Германии, и в его честь будет звучать гимн СССР, в это не поверил бы ни он сам, ни его мама, ни его братья.

– В военные годы всё было просто: «кто не работает, тот не ест». Вот и пришлось пойти работать с десяти лет, с тех пор я до самого последнего времени обеспечиваю сам себя, – вспоминает Анатолий Александрович. – В 1942 году пас телят в колхозе, в 1943-м – коров, позже стал пахать на быках и лошадях. Учиться некогда было, мне казалось, что всё, закончил я своё образование. Помню, приходили учителя к матери и говорили: «Выгони его на учёбу, он соображает очень здорово, всё прекрасно понимает». Но она не могла ничего со мной поделать. В нашей деревне была только начальная школа, а чтобы продолжать учиться, нужно было ходить за три-четыре километра в другую деревню. Думал тогда: «Зачем мне это? Всё равно в колхозе работать. Писать умею, ну и ладно…». Это уже после того как я стал заниматься борьбой, и ко мне стали относиться как к неплохому спортсмену, как-то задался вопросом: «А что я знаю по учёбе?». Да и жена мне говорила: «Надо идти в вечернюю школу». Вот я и начал с вечерней школы. За один год я повторил программу 3, 4, 5, 6 и 7-го классов.
– А как Вы оказались на борцовском ковре?

– Впервые классическую борьбу я увидел в Рязани в 1948 году. Приехали мы туда вместе с двоюродным братом, пошли погулять в парк и увидели там выступления борцов. Мне понравилось, как они броски, приёмы выполняют. Однако в Рязани этого вида спорта не было – там играли в баскетбол, футбол, тяжёлой атлетикой занимались, гири таскали. Позже в поисках работы я переехал в Москву, трудился на стройке, на заводе. В Москве-то я в 1950 году впервые и увидел борьбу. Начал искать секцию и оказался на занятиях у «классиков» в зале спортивного общества «Локомотив». Так несколько месяцев там и занимался. Когда призвали служить на флот в Кронштадт, продолжал тренироваться, начал участвовать в соревнованиях – и по «классике», и по вольной борьбе, и по самбо.
Мальчишки, родившиеся в тридцатые годы XX века, взрослели в то время, когда были ещё свежи воспоминания о «золотой» эпохе отечественной цирковой борьбы, когда был жив знаменитый Иван Поддубный и борцы, которым посчастливилось видеть его выступления и вместе с ним тренироваться. Борцовская история Анатолия Рощина порой тоже напоминает эпизоды из биографии Ивана Максимовича Поддубного. Рощин был крепко сложен, обладал внушительной физической силой, ростом, весом – классический «тяж». Однако в спортивной борьбе сила не всегда определяет исход поединка. Рощин быстро понял, что для борца не менее важна техника. Он решил, что в классической борьбе эта техника даже сложнее, а значит интереснее. Этим он и объясняет свой выбор.
– К 1954 году я ещё больше окреп, всё-таки исполнилось 22 года. И тогда, выступая на первенстве Ленинградской области, я стал чемпионом по классической борьбе и по самбо. В том же году я был на месячных сборах перспективной молодёжи страны в подмосковной Баковке. Тренеры Сергей Михайлович Марушкин, Николай Рунов и Александр Колмановский с утра и до вечера занимались с нами только отработкой техники. Только вернулся в Кронштадт – меня обратно забрали на сборы. И фактически весь 1954 год я провёл на сборах – то в Москве, то в Ростове, то в Сталинграде. После такой подготовки я стал третьим в России по «классике», вторым – по вольной борьбе и по самбо.
Помню, после турнира «классиков» собрался уезжать, а мне говорят: «Да оставайся, по вольной поборись». И правда, думаю, чего там – за ногу поймал соперника, он уже и не вырвется никуда... Потом повезли меня на первенство Союза, где я выступал за Российскую Федерацию. Но там всё получилось не совсем удачно – ещё глупенький был. Первую схватку я боролся, по-моему, с Иваном Претыченко, матросом из Севастополя, который был чемпионом студенческих игр. Ничего друг другу мы не сделали, но победу отдали ему. А вторая встреча у меня была с многократным чемпионом СССР Александром Мазуром (в 1955 году Мазур первым из советских борцов-классиков стал чемпионом мира). Получилось так, что я ему проигрывал прилично, примерно шесть-семь очков. А он-то тяжёлый! У меня вес был 95 килограммов, а у него – 125! Не хватило мне пороха, я упал, развернулся и оказался в партере. Он меня «ковырнул», но неожиданно сам упал на спину, и победу отдали мне. В общем, оказалось, что и у таких мастеров, как Мазур, можно выигрывать. Конечно, потом я к Александру Григорьевичу подошёл: «Извините, пожалуйста, – сказал, – вы сами полезли на меня».
Вскоре после той памятной схватки меня забрали в ЦСКА.
- Сколько у Вас было тренеров?
В начале своей спортивной карьеры, я тренировался у троих наставников. Невретдинов был хорошим тренером, но довольно скромным. На флоте меня тренировал Алексей Парамонов, который там отвечал за все единоборства. А в ЦСКА я занимался у Белова (Николай Григорьевич Белов – первый советский борец, выигравший чемпионат Европы (1947), бронзовый призёр Олимпийских игр 1952 года. Во времена, о которых рассказывает Анатолий Рощин, Белов был старшим тренером Московского военного округа по классической борьбе. – Прим. автора.). Вот там я перенял у него прилично. Там была настоящая школа, и работы было много и днём, и вечером. Днём тренируешься, а вечером нас, солдатиков и матросиков, подключали еще к тренировкам основной команды. После того как я попал в ЦСКА, у меня и стал появляться интерес к борьбе. Однако позже мне пришлось на несколько лет забыть о виде спорта, который я полюбил, как говорят, с первого взгляда. Причиной тому стало заболевание щитовидной железы, которое возникло из-за перенапряжения – физического, психологического. Я жадно тренировался, жадно учился, закончил школу тренеров при Государственном Центральном Ордена Ленина Институте Физической Культуры. Причем закончил только с одной тройкой по иностранному языку - все остальные были пятерки. Из ЦСКА меня отчислять не стали, так как не тренировался я по болезни. Было длительное лечение, в 1958 году мне сделали операцию, часть щитовидной железы удалили. Но вся эта история сильно подкосила мое здоровье. Меня направили на учёбу - так я оказался в Ленинградском военном институте физической культуры и, как говорится, «влупился» в науку. И вот ребятки, с которыми я рос, потом мне говорили: «Как ты умудрился?». А я не умудрился, я просто сел за науку, и она мне понравилась, я стал что-то соображать. Когда получил высшее образование, остался в институте – стал доцентом, сдал кандидатский минимум. Решил, что диссертацию писать и защищаться не буду. Это означало на три года бросить ребят, я которых тренировал, и заниматься только наукой. А что с ними будет? Они просто уйдут, и ничего не получится...
- То есть Вы и не думали о спортивной карьере, не мечтали о чемпионатах мира, об Олимпиадах?
- Да, не думал. В 1960 году, выступая на чемпионате СССР, я занял 7 или 8 место. Сами понимаете, что в сборную с таким результатом не включили. Вот я и задумался: «А почему я должен быть в сборной? У меня учёба, я должен дома сидеть!» В 1960 году Иван Богдан выиграл Олимпиаду в Риме, а я был сломанным. И никто не верил, что я могу восстановиться, потому что после таких операций ни у кого ничего не получалось. И, тем не менее, всё резко изменилось, когда я приехал на Мемориал Ивана Поддубного, проходивший в декабре 1960 года. Там все мои соперники «летели» справа налево, и схватки, которые по правилам могли продолжаться 12 минут, заканчивалась за полторы-две минуты. Я сам обалдел от такой своей прыти и не мог понять, что произошло. Проанализировал и вспомнил, что когда я впервые выступал на чемпионате СССР, я не «заводился», не было, как говорят, спортивной злости, куража. Оказывается у меня очень «дурная» нервная система, и когда я «взрываюсь», то силища прёт неимоверная.
И вот после этого Мемориала Поддубного всё стало на свои места. Меня ввели в состав сборной СССР первым номером, и я находился в команде вплоть до 1972 года. Готовясь к поединку, я никогда не думал о схватке раньше, чем за 15 минут. Просто ходил спокойно, а вот за 15 минут до начала поединка, надевая борцовки, начинал настраиваться. На ковёр выходил возбужденный, но, как говорят, с холодной головой. Знал, когда нужно притормозить, сбавить темп, а когда взорваться. Бывали курьёзы. Выезжаем мы на соревнования, а я чувствую, что ну никак не могу настроиться. Чувствую, что надо просто с кем-нибудь поругаться. Подхожу к Сапунову (Геннадий Андреевич Сапунов – неоднократный чемпион мира, чемпион Европы, главный тренер сборной СССР, тренер сборной России, прим. авт.) и говорю: «Эй ты, гадкий утенок!» А он как заорёт матом! Я говорю: «Спасибо, Гена. А то я никак не мог возбудиться». Это большое дело - иметь стимул для «взрыва».
– У каждого классного борца есть свой «коронный» приём. Какой был у Вас?

– А я всё делал. Коряво, но всё. Броски через спину делал.
– А «обратный пояс»?
- «Обратный» только в начале своей карьеры. А потом подумал, что это непростая штука - таскать «чудаков», которые на 15-20 кг тяжелее меня. Лучше я переводы поделаю, руки выкручу. Силу-то я накачал приличную тогда.
– Как Вы отрабатывали технику? Вы говорите, что много тренировались – целыми днями…
– Очень много: то в сборной, то в Военном институте физической культуры. А в Ленинграде подбирал в институте ребят-борцов, с которыми можно тренироваться.
– Какая, на Ваш взгляд, система соревнований наиболее справедлива для борцов?
– Мне кажется, что это те правила, по которым я сам боролся. Они были справедливы в том смысле, что во время поединка можно было почувствовать и определить уровень того или другого борца, видно было, как человек ведёт схватку. И в то время главная цель была выигрывать на туше, а не по баллам.
– Но ведь именно эта система помешала Вам выиграть «золото» Олимпийских игр в Токио в 1964-м и в Мехико в 1968-м. Причём оба раза Вам противостоял венгр Иштван Козма?
- Козма, я скажу вам, просто был здоровый. У него был вес 148 килограммов, а когда мы закончили с ним встречаться, то уже 167 килограммов. И он ведь никогда со мной в борьбу не шёл. Я за ним бегал, бегал… Чуть что - начинал Козма задыхаться, бился об мою голову, в плечо носом. Кровь пошла - схватку останавливают, медик помощь оказывает, а он лежит полторы минуты отдыхает. Поднимается – и снова. И вот всю схватку так. Всех остальных соперников он давил как котят, а со мной он в открытую борьбу опасался идти. Выходишь с ним на поединок – я, допустим, кого-то не положил на туше, а он пропускал схватку. Получается, что у меня одно штрафное очко. Мы с ним делаем ничью, у меня три штрафных, у него - два, и он оказывается выше меня. Только в 1963 году, когда я выиграл свой первый чемпионат мира, я переиграл Козму. Да ещё в 1966-м, когда я стал чемпионом Европы, тогда тоже оказался выше венгра. В личной встрече у нас традиционная ничья получилась. Потом я боролся с чехом Петром Кментом, и, чтобы обойти Козму, мне нужно было положить чеха на туше. Вышел, настроился – выхватываю, бросаю, скрутил - судья дает свисток. Поднимаюсь в стойку и все повторяю снова - опять свисток. Третий раз бросаю, скручиваю, положил и держу. Снова свисток, а я держу. За ноги стащили с ковра – ничего не поделаешь, пришлось им объявить меня победителем.
– Вы себя не винили в том, что не получалось выиграть у Вашего постоянного соперника – Иштвана Козмы?
- Себя не винил, хоть и обидно было. Но против меня работала система, а это уже из разряда неспортивных, подковёрных методов борьбы. Ничего я с этим не мог поделать. Знал, что не во мне дело, а в этой системе. У меня был вес 118-120 кг. Он поднимался до 125, но я его сгонял до 120, потому что именно при таких кондициях у меня появлялась необходимая злость. Когда я был злой, то мог бороться в высоком темпе от первой до двенадцатой минуты. И кто бы против меня ни стоял, всё равно «подыхали», падали. Выносливость у меня была сумасшедшая. А в случае с Козмой работала система. Очень трудно провести приём против соперника, который от тебя бегает, не идёт в захват, а судьи при этом ничего не замечают…
– Но после двух «серебряных» Олимпиад Вы не остановились. Мечтали всё-таки об олимпийском «золоте»?
- Думал, конечно, но в 1972 году у меня случился срыв со здоровьем – аритмия появилась... И я подумал - хватит ковыряться. Хотя, с другой стороны, понимал: «Ну кто поедет вместо меня – Шмаков, Кочнев или Зеленко?» Тут из Москвы позвонили, что надо ехать в Румынию на турнирчик. А я недавно гриппом сильно переболел в Ульяновске… Поехал в Румынию, занял первое место. Там всех моих главных конкурентов из сборной Союза собрали, проверить меня решили. Я их всех победил, а потом говорю: «Я пошел работать, я уже преподаватель, зарплату получаю». Как-то этот разговор дошел до председателя Государственного комитета по физической культуре и спорту СССР Сергея Павловича Павлова. Он говорит: «Иди, тренируйся дальше, продолжай!» Я сказал ему, что никуда не поеду, вторых мест с меня хватит. А он: «На работе мы всех успокоим, а Олимпиаду надо выигрывать!» И вот так мы пришли к мысли, что мне нужно ехать на Игры в Мюнхен. А там уже помогли обстоятельства. Я там отборолся всего три схватки. Обычно шесть-семь, а то и восемь, а тут всего три.
– Газеты того времени писали, что немецкий борец Дитрих не вышел на последнюю схватку с Вами. Почему? Испугался?
- Он пять Олимпиад отработал, я с ним встречался раз 15. После каждой встречи он себя день-два чувствовал плохо. По характеру он, как и я, заводной, но по выносливости я чуть-чуть лучше. Дитрих был двадцатикратным чемпионом ФРГ по тяжелой атлетике. Я у него улетел один раз – это было на чемпионате мира в 1962 году в США. Просто вылетел за ковёр, но ту схватку я у него выиграл по очкам. А потом мы с ним боролись в 1963-м в Швеции, когда я стал чемпионом мира. Козма тогда был четвертым. Я там отработал просто здорово. Дитрих проиграл и Козме, и мне, по-моему, по очкам… Я его спрашивал, почему он не вышел со мной бороться. Он ответил, что не хотел проигрывать. Ведь своё слово в истории мировой борьбы он сказал. Тогда, в Мюнхене, он бросил прогибом 197-килограммового борца из США Тейлора. И так здорово бросил, что зал, наверное, секунд 15-20 гремел. Позже этот «прогиб» признали «броском века». Неохота было Дитриху мне проигрывать, потому что после такого триумфа зрители скажут: «Ну что это?». А в том, что я выйду победителем, Дитрих не сомневался, он вообще меня избегал…
– Что, по-Вашему, остаётся от больших побед?

- Удовольствие от того, что я над кем-то доказал свое преимущество. Это приятно. Все мы живые люди. Все мы хотим чем-то выделиться, к примеру, интеллектом. Но интеллект такая штука, что ты его не покажешь всем. А на ковре ты реализовал себя, показал, что ты можешь сделать, и от этого получаешь удовольствие. Помню, однажды мы собрались пойти небольшой компанией в театр, а у меня соревнования … Пришли в зал моя жена, приятель с со своей женой, и я им говорю: «Сейчас я схватку отработаю, постараюсь побыстрее, и пойдём». Но я буквально «наткнулся» на соперника, чувствую, что он уперся прилично. И пришлось преодолеть себя, взорваться, вырвать его и положить на лопатки. Я получил удовольствие от того, что смог собраться, и, как сказал людям, что скоро закончу, так и сделал. И они поверили в то, что я действительно здоровый мужик. А потом мы пошли в театр.
– Как у Вас складывались отношения в сборной?
- У меня было много различных казусов с ребятами, потому что я один из Питера был, обратно в Москву я не вернулся. С ребятами из другой весовой категории у нас противоречий не было, а со своими, с «тяжами» - хватало. Я им говорил: «Вот выйдешь на ковёр, тогда и покажешь, что ты можешь делать». Коля Шмаков на меня обижался. Бывало, я ему проигрывал по ходу поединка – там где-то чуть дернусь, не сгруппируюсь, и он меня в партер ткнёт. А я вывернусь и бросаю его через спину... Он мне говорил с досадой: «Опять ты меня через спину…» А я ему отвечал: «Коля, не обижайся, надо быть осторожным». С Кочневым у меня были отношения хорошие, с Зеленко тоже. Я проигрывал Кочневу, отдавал даже две схватки подряд на Мемориале Поддубного. Однако когда были какие-то принципиальные соревнования – тут я уже собирался.
– Как вы считаете, есть ли какое-то оптимальное количество турниров, которое борец должен проводить в течение года? Или это каждый должен решать индивидуально?
- С одной стороны, чем больше стартов, тем больше изнашивается нервная система. Я иногда пропускал соревнования, когда чувствовал, что не могу себя настроить, возбудить…Вспышка должна быть у человека. Если ее нет, ничего не получится. Должно быть желание, а если нет желания, то лучше не выступать. С другой стороны, борец должен тренеру доверять. Тренер обязан чувствовать, когда и какой старт можно пропустить. Повторюсь, ни одного важного старта я не пропускал, не позволял себе проигрывать. Иначе как можно считаться первым номером в сборной страны? В борьбе, в спорте самое страшное – это отдых. Смена движений – это самый лучший отдых. Я тренируюсь, тренируюсь, и вдруг чувствую, что у меня наступает усталость... Я что делал? Садился в машину, брал ружьё и уезжал в лес. Поохотился, добычу принёс, ужин приготовил, поел и спать. Утром - опять в лес. И так - день-два-три. Приезжаешь домой, день поспал, отдохнул. Куда теперь? Позвонил в спортзал: «Будет сегодня баскетбольная тренировка?» Приезжаю, гоняю в баскетбол часа два-три. И вот так я себя всё время заставлял работать. Поэтому я до 40 лет и отмолотил... У меня инфаркт был, а я лыжами занялся, на первенстве института выступал. Потом решил сбавить нагрузку – оказалось, что это ещё хуже для здоровья. Я понял, что нельзя останавливаться. Правду говорят, что движение – это жизнь.
– Анатолий Александрович, как Вы думаете, почему одни борцы могут проиграть на чемпионате мира, но выиграть несколько Олимпиад, а другие, наоборот, многократные чемпионы мира, но на Играх им всегда что-то или кто-то мешал победить?
- Дело в нервной системе. Чтобы эту нервную систему подготовить, тренеру надо поставить своего ученика в неудобное положение и обязать его выполнить тренерское задание. И рано или поздно всё пойдёт как надо, важно только уловить этот момент и закрепить.
– А что, по-Вашему, составляет силу отечественной школы борьбы?
- Начиная с 50-х годов, как только наши борцы - Сафин, Гуревич, Пункин, Коткас и др. - вышли на международные соревнования, они никому не давали возможности походить по ковру – стирали всех с потрохами. Это была наша школа. Это были те люди, которые после войны остались живы и создали вот эту школу. Я вам скажу так: сейчас наша молодежь отошла от этой школы, нарушилась преемственность. Я не вижу, чтобы ребята выходили на ковёр и сразу завязывали бы соперника в узел, начинали творить чудеса. Все выходят и начинают друг друга гладить. К тому же сейчас продолжительность схватки 6 минут - это разве борьба? Мы боролись по 9, по 12, по 15 минут. Но мы и тренировались по 2-3 раза в день, и из зала нас выгнать никто не мог. Отсюда и сила, и выносливость, и техника. А сейчас больше толкаются, за уши цепляются – это не борьба.
– Вас часто можно увидеть на турнирах по борьбе...
- Мне доставляет удовольствие пообщаться с тренерами, которые сейчас работают с ребятами, а также с теми специалистами, которые уже не работают, и вместе с которыми я прожил жизнь.

На фото: победители Олимпийских игр 1972 года Шамиль Хисамутдинов и Анатолий Рощин (июнь 2014 года, чемпионат России по греко-римской борьбе, Раменское)
Хочется помочь тем наставникам, которые готовят ребят, что-то подсказать, передать опыт. Русские мальчишки, к сожалению, сейчас реже идут в секции борьбы, чаще это ребята с Северного Кавказа, они приходят, начинают работать над собой и дают нам результаты.. У нас сейчас возможности в плане набора сильно ограничены. Общеобразовательные школы надо в массовом порядке делать центрами спорта. Пусть там по вечерам тренируются дети, пусть они занимаются хотя бы общефизической подготовкой. Только так что-то можно будет сделать. Увлечём ребят - проще будет их «затянуть» в борьбу. А из большого количества мальчишек всегда можно выбрать одного-двух талантливых и одарённых. Ведь обидно будет, если мы уйдем и не сделаем то, что могли бы сделать. Мы не должны терять свою школу, свои традиции, потому что если мы сейчас все это растеряем, то потом нужно будет полвека, чтобы всё это восстановить. И вот это меня и беспокоит – не унести с собой то, что нужно оставить здесь. Жена ругается, а я говорю: «Не мешай мне, я от этого получаю удовольствие!». Поэтому я и Фонд свой создал, и мы поддерживаем те общеобразовательные школы, в которых заинтересованы развивать греко-римскую борьбу. Вообще стараюсь людям чем-то помочь. Характер у меня такой: пока не выполню задуманное, не могу успокоиться. Когда еще боролся, и у меня что-то не получилось, я же ночами не спал, всё думал: «Почему? Как так? Силы же есть, образование есть, голова есть, чтобы всё осмыслить…»
– Анатолий Александрович, чтобы бы Вы посоветовали молодым борцам, которые хотят стать победителями, чемпионами?
- Надо много работать на тренировках. А на ковре - именно бороться. Не толкаться, по ушам друг друга не гладить, а учиться в движении, в динамике опережать соперника и делать свои приемы. Только так можно научиться бороться по-настоящему.

записал Константин Круглянский, фото - www.karelin.ru
Санкт-Петербург, 20.09.2014